Шоссе тянулось вдоль берега и только в десяти километрах от города круто повернуло направо, к небольшому лесочку, видневшемуся на горизонте. Подъехав ближе, Генрих заметил среди высоких густых деревьев несколько домиков, где и был расположен штаб дивизии генерал-майора Толле.
Начальник штаба дивизии оберст Бушмайер принял Генриха с той официальной приветливостью, которая ни к чему не обязывает, но напоминает о необходимости держаться в сугубо деловых рамках.
— Нам сообщили о вашем прибытии, и мы заранее приготовили данные, которые вам поручено получить. Но сейчас генерал-майора нет в штабе, и вам придется подождать до утра. Я прикажу приготовить для вас комнату, в которой вы сможете отдохнуть после дороги.
Пришлось проскучать и по сути дела потерять понапрасну целый день. На следующее утро Генриху сообщили, что генерал майор Толле у себя и может принять его ровно в девять.
В назначенный час Генрих доложил генералу о цели своего приезда.
— Знаю, знаю, — прервал его высокий и худой, словно щепка, генерал Толле. — Я уже ознакомился с вашими полномочиями, обер-лейтенант. Вы получите все необходимые вам сведения вплоть до каждой винтовки включительно. Оберст Бушмайер приготовил их заранее, как только нас известили о том, что это нужно. Но я приказал еще раз сверить документы с тем, что мы имеем в наличии на каждом пункте и на запасных позициях. Завтра в десять утра вам будет все вручено. А пока отдохните у нас. Правда, мы не можем предложить вам ни роскошной гостиницы, ни пристойного кабаре, но воздух у нас превосходный, такого не найдете нигде.
— Он напоминает мне Дальний Восток, берег Тихого океана.
— Вы там были? Когда же вы успели?
— Приходилось, герр генерал.
— А на Восточном фронте тоже, может быть, побывали?
— Был и там. Осенью сорок первого.
— Тогда, обер-лейтенант, я беру с вас слово, что сегодня вечером после моего возвращения из Сен-Назера мы встретимся, и вы расскажете все, что знаете о Восточном фронте. Ведь моя дивизия и я сам еще не были там.
— С большой охотой, герр генерал, расскажу все, что знаю.
— Вот и прекрасно! Войдите! — крикнул генерал в ответ на стук в дверь.
Кто-то вошел. Генрих сидел спиной к двери и не видел вошедшего.
— Знакомьтесь, мой адъютант майор Шульц. А это наш гость, барон фон Гольдринг, — представил он офицеров друг другу.
Удивление и страх прочел Генрих на лице майора, когда повернулся к нему и поздоровался.
— Майора Шульца, герр генерал, я знаю давно. Мы с ним друзья. Ведь так, герр Шульц?
— Совершенно верно.
— Тогда поужинаем сегодня втроем и устроим вечер воспоминаний о Восточном фронте.
— Мои воспоминания бледнеют перед тем, что может рассказать герр обер-лейтенант фон Гольдринг! Ведь он долгие годы жил в России и знает эту страну.
— Вы и в России жили, барон? — заинтересовался генерал. — Тогда я с еще большим нетерпением буду ждать вечера. Я ухожу, вы, Шульц, целый день свободны. Надеюсь, вы развлечете нашего гостя и позаботитесь, чтобы он не соскучился до вечера. Если будет нужно, можете рассчитывать на мою личную машину, я еду на штабной.
Генрих и Шульц вышли из кабинета генерала.
— Зайдемте ко мне, — предложил Шульц, указывая на дверь напротив кабинета генерала. Усевшись друг против друга, Шульц и Гольдринг долго молчали.
— Кажется, герр Шульц, вас не очень радует наша встреча? — первым прервал молчание Генрих. А удивленный взгляд, каким вы меня встретили в кабинете вашего начальника, говорит о том, что вы надеялись встретить меня разве только на том свете.
— Не понимаю вас, фон Гольдринг.
— Вы, майор Шульц, долгое время работали в разведке и знаете, что донос на кого-либо, как правило, заканчивается проверкой гестапо, а оттуда мало кто возвращается на свет божий. Итак, вы надеялись, что я уже покойник и, верно, молились за упокой моей души?
— Вы, как и раньше, говорите загадками, барон.
— Ошибаетесь, я совсем не склонен играть с вами в прятки Шульц. Вы порушили слово офицера, наш уговор на Восточном фронте. Я приехал сказать вам, что тоже нарушу своё обещание и эту фотографию генерала Даниеля — вы узнаете ею? — немедленно передам куда следует.
— Я не нарушал договора! — глухо произнес Шульц.
— А донос из Монтефлера в гестапо Сен-Реми кто писал? А донос в штаб корпуса в Лионе? — наугад прибавил Гольдринг — Думаете, я не знаю? Я сам попросил командира нашей дивизии направить меня сюда, чтобы иметь возможность увидеть майора Шульца перед тем, как отправить его в гестапо. Согласитесь, это лишь совсем незначительная компенсация за те, правда, небольшие неприятности, которые я имел из-за вас… Но теперь они обернутся против вас. Ведь каждому ребенку ясно, вы все время стремились ликвидировать меня, чтобы замести следы своих собственных преступлений.
— Чего вы от меня хотите? — прохрипел Шульц, глаза его налились кровью, лицо пошло пятнами.
— От вас лично ничего! Пусть о вашей дальнейшей судьбе позаботится гестапо.
Шульц молчал. Согнувшись, приподняв плечи, пальцами рук вцепившись в колени, он напоминал зверя, готового прыгнуть на свою жертву, но зверя, рассчитывающего, хватит ли у него сил, чтобы победить.
— Кажется, все ясно. Не смею больше надоедать вам, герр Шульц.
Генрих поднялся и направился к двери.
— Гольдринг! — вскочив на ноги, крикнул Шульц. Он стоял, заложив руки в карманы, насупившийся, злой.
— Вы что-то хотите мне сказать, майор?
— Я хочу предупредить, прежде чем я попаду в гестапо, ваша душа будет в аду! — голос Шульца был хриплым, словно после многодневного перепоя.