— Я сам долго колебался. Но ее арест угрожал и моей личной безопасности.
— Мне кажется, что вами руководило не только это. Помните, капитан, что иногда, спасая одного человека, мы рискуем жизнью сотен, а то и тысяч. Рискуем провалить те планы, о которых мы с вами даже не догадываемся. Такие планы имеются у командования в расчете на нас, и было бы очень жаль, если бы их пришлось поломать. Итак, будьте осторожны, в десять раз осторожнее, чем были до сих пор… Теперь, что касается Шульца. Я приму все меры, чтобы его уничтожить. Он запятнал себя такими преступлениями, уничтожая мирное население, что заслужил самую суровую кару. И то, что он решил вмешаться в дела нашей разведки, только приблизит приговор, которого он заслужил как военный преступник. Но может случиться так, что я не смогу выполнить своего обещания. Если во время вашего пребывания на участке Сен-Назер вы не получите от меня никаких известий, вам придется самому убрать Шульца. Мне очень не хотелось бы этого, но другого выхода я не вижу. Надо действовать быстро, иначе он может раскрыть вас как разведчика, а вы нам сейчас необходимы, как никогда. Да, кстати, ваш денщик надежный человек?
— Совершенно.
— Гестапо часто прибегает к услугам денщиков, поручая, им следить за подозрительными офицерами.
— Мой мне предан.
— Это хорошо. Сделайте так, чтобы он вам служил душою и телом. Это мелочь, но в нашей работе от мелочи зависит многое. Повторяю, вам удалось так хорошо устроиться в гитлеровском логове, что было бы просто преступлением провалить себя.
— С четвертого февраля я жених дочери генерала Бертгольда.
— Знаю, — без тени насмешки ответил антиквар. — Ваша информация о планах Бертгольда, касающихся России, получена. Но не всегда удается помешать их осуществлению. Ваш тесть, капитан, жестокий человек, даже среди гитлеровцев о нем идет такая слава. Будьте с ним осторожны, постарайтесь как можно лучше использовать его доверие.
— Связь та же самая? — спросил Генрих.
— Нет. Из-за вашей неосторожности мы сменили систему связи. По возвращении из поездки получите инструкции. Сведения об Атлантическом вале передадите человеку, которого я пришлю к вам. Пароль тот же. Будьте здоровы, капитан, и еще раз напоминаю, осторожность — не трусость в нашем деле, а высшая форма храбрости.
Старый антиквар, крепко пожав руку Генриху, вышел, оставив на столе скульптуру и одну миниатюрку.
Генрих подошел к окну. На противоположном тротуаре появилась знакомая сгорбленная фигура. Старый антиквар остановился, вытащил кошелек и пересчитал деньги. Довольная улыбка промелькнула на старческом сморщенном лице. Не оглядываясь на гостиницу, антиквар поплелся дальше и быстро исчез из глаз того, кто тайком, отодвинув занавеску, наблюдал за ним.
Генрих устало опустился в кресло и долго сидел, задумавшись, анализируя каждый свой шаг здесь, в Сен-Реми. Да, у его неожиданного гостя были основания беспокоиться. Сколько неосторожностей, сколько излишнего риска допустил он!
Из задумчивости Генриха вывел телефонный звонок. Звонил Миллер.
— Кто? Кто приезжает вместо Заугеля?… О, я его хорошо знаю. Кубис прекрасный офицер и настоящий друг. Генерал Бертгольд очень ценил его способности и несколько раз советовал мне завязать с ним дружбу. Это для вас находка, Ганс. Что? Хотите зайти? Буду очень рад. Вечером я с вами не смогу увидеться, перед дорогой рано лягу спать.
Не успел Генрих переодеться в домашнее платье, как пришел Миллер.
— Я надеялся, Генрих, что сегодняшний вечер проведу с вами, но узнал в штабе, что вы завтра уезжаете и даже не скажете куда и на сколько.
— Мы одновременно отпразднуем мое возвращение и прибытие Кубиса.
— А вы не забыли, Генрих, что обещали после своего выздоровления сказать мне что-то важное?
— Не забыл. Но я никогда не спешу сообщать друзьям неприятные новости.
— Неприятные? Последнее время у меня столько неприятностей, что одной больше, одной меньше — разницы не составляет.
— Вы думаете?
— Генрих, у вас плохая привычка. Вначале заинтриговать, а потом уже сообщить суть.
— Ладно. И если вы готовы выслушать неприятность я не буду оттягивать. Знаете, кто допрашивал меня и Пфайфера в штабе маки?
Миллер с тревогой взглянул на своего собеседника.
— Сам Поль Шенье! Да, да! Поль Шенье. Беглец с подземного завода, за ликвидацию которого вы получили пять тысяч марок и надеетесь получить еще и крест.
Воцарилось молчание. Было слышно, как тяжело дышит Миллер.
— Кто еще, кроме вас, Генрих, видел его?
— Герр Пфайфер, шофер, который вез нас, и Бертина Граузамель, о смерти которой я вчера имел несчастье сообщить генералу Бертгольду, поскольку она является его племянницей.
— О Поле Шенье вы говорили кому-нибудь?
— Герр Миллер! Вы слишком плохого мнения о своих друзьях! Это будет нашей тайной, Ганс, пока…
— Пока что?… — встревожился Миллер.
— Пока мы будем с вами друзьями! — многозначительно бросил Генрих.
Посидев ради приличия еще с четверть часа, Миллер попрощался и вышел. На душе у него было тревожно.
Утром Генрих тронулся в путь и уже на следующий день выехал из Лиона в Сен-Назер, вблизи которого была расположена дивизия генерал-майора Толле.
В комендатуре Сен-Назер документы Генриха проверяли долго и тщательно. Лишь через час после прибытия он смог позвонить по телефону в штаб дивизии, сообщить о своем приезде и попросить прислать за ним машину.
Из Сен-Назера удалось выехать лишь в полдень. Машина медленно ехала по ровной, казалось, совсем безлюдной местности, кое-где покрытой кустарником. Рядом с дорожными указателями, расположенными вдоль шоссе, как правило, стояли низенькие столбики с нарисованными на них черепами и трафаретными надписями: «Осторожно, заминировано». Собственно говоря, заминировано было все, кроме дороги. Создавалось, впечатление, что стоит сделать шаг в сторону — и ты в тот же миг взлетишь на воздух.