И один в поле воин - Страница 95

— Оно действительно разрывалось, только по совершенно иным причинам. Эти три дня я не забуду до самой смерти.

— У вас были неприятности? — взволновалась девушка.

Появление мадам Тарваль, которая принесла ужин, прервало разговор.

— Да, чуть не забыла! Сегодня несколько раз звонил мсье Лютц, спрашивал, не вернулись ли вы? — сказала она, накрывая на стол.

— Он, кажется, болен, — прибавила Моника.

Генрих поспешил к телефону.

— Привет, Карл, это я, Генрих… Что? Обязательно приеду, только поужинаю, а то я очень голоден.

Мадам Тарваль вышла, чтобы приготовить Генриху кофе, и Моника попробовала вернуться к прерванному разговору.

— Так что же с вами случилось, Генрих, в эти дни?

— Это очень длинная и серьезная история, чтобы рассказывать ее между двумя глотками вина. Лучше расскажите о себе.

— А почему вы думаете, что мой рассказ можно уместить между двумя глотками вина? Возможно, и со мной произошло нечто очень важное и серьезное!

— Тогда я не уйду, пока вы мне не скажете, что именно!

— О, в таком случае вам придется сидеть очень долго, — рассмеялась девушка — Может быть, всю жизнь…

— Это означает, Моника, что вы не верите мне?

— Это значит, что я не доверяю еще самой себе.

— И долго это будет продолжаться?

— Пока я не буду убеждена, что вы не скрываете от меня своих тайн, Генрих.

— Это намек на Мюнхен?

— На Мюнхен на Бонвиль, на Сен-Реми…

— Вас мучит женское любопытство?

— Нет, меня мучит… — девушка вскочила с места. — Спокойной ночи, Генрих! — крикнула она и исчезла за дверью.

Быстро поужинав, Генрих, несмотря на поздний час, пошел к Лютцу.

Гауптман полулежал в кровати, подложив под голову несколько подушек. Рядом, на небольшом столике, стояла тарелка с нехитрой закуской, пепельница и бутылка грапа. Пустые бутылки валялись под столом и под кроватью.

— Что с тобой, Карл? Ты заболел? И почему не прибрано в комнате? Денщик!

— Я слушаю, герр обер-лейтенант! — денщик стоял на пороге, вытянувшись, хотя по пятнам на лице можно было догадаться, что и он испробовал крепость грапа.

— Немедленно убрать! Живо!

Денщик начал собирать бутылки, валявшиеся на полу. Одна из них оказалась полной, и Лютц, наклонившись, взял ее и спрятал под подушку.

— А это зачем, Карл?

— Пить буду! Сегодня, завтра, послезавтра! Каждый день!

— Что с тобой? — взволновался Генрих. Он знал, что Лютц никогда не пил в одиночестве, да еще так много. Тревогу вызывал и нездоровый вид Карла, его чересчур блестящие глаза. — Ты болен?

— Болен? Нет, я здоровее, чем когда-либо. И именно потому, что я выздоровел, я не могу оставаться трезвым!

Лютц схватил со стола недопитую бутылку и приложил ее к губам.

Генрих отобрал бутылку, поставил ее на столик.

— Ну, Карл?

Лютц молча приподнялся.

— Скажи, пожалуйста, если бы к тебе в комнату ворвался, допустим, Миллер? Пьяный и нахальный. Улегся бы в сапогах на твою кровать, а тебе предложил или убираться из номера, или спать на полу. Чтобы ты сделал?

— Вышвырнул его прочь, спустил с лестницы!

— А чего же мы, черт подери, требуем от французов? — зло выкрикнул гауптман и, сжав кулак, резким движением откинул руку. Недопитая бутылка, стоявшая на столике, отлетела в угол комнаты и со звоном разлетелась вдребезги.

Перепуганный денщик заглянул в дверь.

— Уберите и ступайте домой, вы нам сегодня не нужны, — приказал Генрих. Ему не хотелось, чтобы то, что говорил болезненно возбужденный гауптман, слышал кто-либо посторонний.

— Карл, тебе надо успокоиться, ты болен!

— А я тебе докажу, что я абсолютно здоров! Хочешь, докажу? Ну, говори, хочешь?

— Я слушаю!

— Тебе не приходилось бывать в герцогстве Люксембургском?

— Как-то был, проездом.

— Верно, оно совсем крошечное? Ведь так?

— Ну?

— Так вот, я подсчитал: если все население всего земного шара собрать вместе и выстроить колоннами, то оно уместится на половине территории герцогства Люксембургского, а вторая половина останется свободной. Слышишь, все население земного шара! Ты представляешь, как мало людей на этом, богом проклятом, свете? Всех их можно собрать на половине территории Люксембурга, и земной шар будет пуст! Все богатства, все моря, поля, подземные сокровища — все к услугам этой горсточки людей, собранных на маленьком клочке земли.

Лютц схватил карту земного шара, которая лежала у него на кровати, и поднес к глазам Генриха.

— Видишь? Вот здесь может разместиться все человечество! А это все к услугам людей. Весь мир! Какая прекрасная жизнь могла быть на нашей планете!

Генрих прошел в другую комнату, где стоял умывальник, смочил полотенце и положил его Лютцу на лоб. Он силой заставил Карла лечь.

— Да я не болен, пойми!

Не слушая протестов, Генрих вынул из кармана порошок и протянул его Карлу.

— Что это?

— Снотворное.

— Дай мне лучше чего-нибудь такого, чтобы я заснул навсегда. Ведь страшно собственной рукой послать себе пулю в лоб!

— Ты что, сошел с ума?

— А ты не лишился бы рассудка, если б при тебе Миллер сбросил пятерых мужчин… с обрыва… а беременной женщине послал две пули в живот?… Понимаешь, беременной женщине! О, я не могу, не могу… Я не могу это забыть! — выкрикивал Лютц в исступлении. Его трясло, слова прерывались рыданиями. Это была настоящая истерика.

Генрих знал, что в таких случаях надо молчать и ни о чем не спрашивать. Он заставил Лютца принять порошок, укрыл его одеялом до самого подбородка, дал выпить грапа, чтобы больной поскорее согрелся.