И один в поле воин - Страница 85

Генрих чувствует, как он весь холодеет при мысли, что девушка может попасть в когти к гестаповцам. Нет, он этого не может допустить! Тем более, что сам затянул ее в эту петлю. Не скажи он ей про этот поезд с оружием, она бы не поехала в Бонвиль, не встретилась с кузиной и теперь все было бы хорошо. Но ведь он хотел, чтобы оружие не попало к месту назначения, и лишь через Монику мог предупредить маки. А если так…

Генрих вскочил с кровати. Да! Как же он не подумал об этом сразу! Единственный источник, откуда Моника могла узнать о поезде, он, Генрих фон Гольдринг! Сразу же после ареста Моники ему придется давать официальные показания, и тогда он будет лишен доверия, ко всем его поступкам начнут приглядываться внимательнее. И провал его как разведчика неминуем.

Может быть, впервые в жизни Генрих обрадовался, что опасность грозит и ему самому. Итак, он должен вмешаться, пока не поздно, должен, пока не поздно, спасти Людвину Декок! Когда Курт ровно в восемь постучал в дверь, Генрих уже был в полной форме, словно собрался на банкет.

Удостоверившись, что бутылки с коньяком в машине, он сел за руль и через несколько минут въезжал во двор резиденции Миллера. Часовые припустили машину, даже не спросив пропуска — они хорошо знали, что обер-лейтенант Гольдринг здесь — свой человек.

Миллер был в кабинете не один — напротив него сидел молодой очень красивый офицер в форме лейтенанта.

— Знакомьтесь, дорогой Генрих, мой заместитель, лейтенант Заугель. Вернулся из отпуска. Я говорил вам о нем.

— И, должен добавить, очень много хорошего. Очень жалею, что до сих пор не имел возможности с вами встретиться, герр Заугель.

Щеки лейтенанта, окрашенные нежным румянцем, зарделись, как у девушки. Со своими золотыми вьющимися волосами, большими голубыми глазами и детским пухлым ртом он вообще больше походил на девушку. Лишь подбородок лейтенанта, заостренный и чересчур удлиненный, нарушал общую гармонию черт и делал лицо, невзирая на красоту, неприятным.

— Какой счастливый случай привел к нам такого дорогого гостя? — воскликнул Миллер, двумя руками пожимая руку Генриха. — Нет, действительно, что навело вас на счастливую мысль заглянуть сюда?

— Я привык видеться с друзьями каждый день, в крайнем случае через день, но сегодня третий, как я не встречаю вас даже в казино во время обеда. Итак, мой приезд объясняется лишь вашим невниманием к моей особе.

— Милый барон, вы меня обижаете! Вы знаете, как я к вам отношусь. Но сейчас столько работы! Просто совершенно одеревенел, нет времени даже пройтись.

— Это намек, что я и сейчас помешал вам? — на лице Генриха было написано явное разочарование. — А я надеялся, что мы посидим, поболтаем, и даже захватил с собой несколько бутылок коньяка.

— Барон, дорогой! Неужели я бы прямо не сказал? Ведь, мы друзья, а между друзьями церемонии излишни. Герр Заугель, заприте, пожалуйста, дверь и прикажите меня не беспокоить. А где же эти волшебные бутылки?

— Они в машине. Прикажите принести их сюда и пусть захватят пакеты с лимонами и сахаром.

— Какая предусмотрительность! Сейчас поручу адъютанту… хотя нет, получится неудобно. Герр Заугель, не в службу, а в дружбу, притащите все сами в мою комнату. А я пока все приготовлю. Генрих, пожалуйста, проходите сюда!

Миллер открыл дверь в смежную комнату, служившую ему и спальней и столовой в те дни, когда он задерживался в гестапо. Кроме широкого дивана, здесь стояли небольшой стол и буфет.

— Обойдемся без услуг денщика, так будет интимнее, — говорил Миллер, расставляя рюмки и тарелочки.

— Это хорошо, что не будет посторонних, сегодня, кажется, и я напьюсь. Такое настроение, что хоть волком вой.

— Что и говорить, веселого мало…

— Заслали нас в такую глушь! Ни развлечений, ни веселья! — пожаловался Генрих.

Миллер двусмысленно улыбнулся.

— А как же мадемуазель Моника? Уже надоела?

— То-то и оно, что не успела надоесть! Как всякая порядочная девушка, она смотрит на наши отношения очень серьезно, значительно серьезнее, чем я хотел бы. С ней без прелюдии — воздыханий там всяких — не обойдешься. А я не хочу привлекать внимание откровенным ухаживанием! Вы, возможно, не знаете, но у меня есть невеста, с которой мы в ближайшее время должны обменяться кольцами

Вошел Заугель и поставил на стол бутылки. Миллер от удовольствия причмокнул.

— Тогда первый тост за вашу невесту! Но, Генрих, кто она, эта будущая баронесса?

— Лорхен Бертгольд!

— Дочь генерал майора Бертгольда? — переспросил Заугель. — Прекрасная партия! — голубые глаза лейтенанта сияли, словно он сам должен был обручиться с дочкой Бертгольда.

Миллер поздравил Генриха сдержанно, подчеркнуто почтительно.

— За будущую баронессу Лорхен фон Гольдринг! провозгласил он, поднимая рюмку.

Все трое дружно выпили. Генрих немедленно налил еще по одной.

— Ну, теперь, барон, сам бог велел вам переходить к нам на работу: вы связаны с генералом двойными узами, и для вас он сделает все. Это вам говорит ваш друг, старый контрразведчик, который немного понимает, как надо делать карьеру!

— Герр Миллер прав, — поддержал Заугель — Представьте, как бы мы отлично работали втроем!

— Мы с Гансом уже говорили об этом… Погодите, налью еще по одной. Нехорошо, когда пустые рюмки… Так вот, мы с Гансом уже говорили, и я высказал ему свои сомнения. Боюсь, у меня не хватит таланта. А работа в гестапо требует способностей, я бы сказал, дарования.

— Вы правы, — охотно согласился Миллер. — Но я думаю, что лучшую кандидатуру для работы в нашем ведомстве трудно найти. Кроме того, ваш названный отец и будущий тесть сможет во многом вам помочь. Вот, скажем, гауптман Лютц в нашем ведомстве был бы совсем чужим человеком, он слишком мягок…