Двадцать пять минут третьего. Гестаповцев все нет.
Генрих надел фуражку и, одернув мундир, медленно направился к двери. Выходя из коридора в общий зал, он столкнулся со знакомыми гестаповцами. Поздоровавшись с ним, они скрылись в коридоре. Подойдя к буфету, Генрих взглянул на часы. Двадцать семь минут третьего. Итак, если Гартнер и сегодня придет через десять минут после гестаповцев, он опоздает всего на две минуты…
Мозг работал четко и напряженно. Гартнер всегда шел в ресторан по правой стороне улицы. Генрих выйдет ему навстречу ровно в половине третьего и на улице выстрелит из револьвера, а там будь что будет. Как это он не проверил двор напротив ресторана? Проходной или закрытый?
Два часа тридцать минут…
Нельзя ни малейшим движением показать, что ты спешишь. Вежливо поклонившись Швальбе, Генрих неторопливо пошел к выходу. И в дверях столкнулся с Гартнером и его адъютантом. Позади шли два гестаповца. Откозыряв оберсту, Гольдринг пропустил их и взглянул на часы.
Тридцать две минуты третьего. Успеет или не успеет Гартнер войти в кабинет? Да или нет? Надо немного отойти, а после вернуться.
Генрих пересек улицу. Он насчитал тридцать длинных, о, более длинных, чем километры, шагов и лишь после этого услышал сильный взрыв.
Через несколько секунд Генрих был в ресторане. В общем зале возникла страшная паника, но никто не пострадал. Лишь часть стены у буфета отвалилась и упала на один из незанятых столиков. В огромную дыру видны были клубы пыли и дыма в кабинете Гартнера.
Вместе с посетителями Генрих бросился к месту происшествия. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — отныне Гартнер и его адъютант не страшны ни партизанам, ни жителям Бонвиля.
Когда Генрих вышел из ресторана и перешел на противоположную сторону улицы, из-за угла вылетела машина с гестаповцами.
Не оглядываясь, Генрих медленно направился к себе в гостиницу.
— Поедем на прогулку? — спросил Курт. — Машина у подъезда.
— Разве я приказал тебе держать машину у гостиницы?
— Нет. Но я думал, что вы сразу после обеда захотите поехать.
— Никуда я не поеду. Несколько минут тому назад я чуть не отправился на прогулку, с которой никогда бы не вернулся! — устало произнес Генрих.
— Как это? — испугался Курт.
— В ресторане произошел взрыв, как раз против того кабинета, где я обедаю.
— Так этот грохот, который я только что слышал?…
— Да, это было покушение. Погибло несколько гестаповцев, в том числе и оберст Гартнер… Я пойду к себе и попробую заснуть. А ты сиди в своей комнате и никого не пускай. Если кто-нибудь слишком настойчиво станет добиваться свидания со мной — разбудишь. Понимаешь?
— Так точно.
Не раздеваясь, Генрих прилег на диван. После только что пережитого нервного напряжения он чувствовал большую усталость. Закрыл глаза, но почувствовал, что спать не может. Мозг сверлила мысль — заподозрят его в покушении или нет? Если заподозрят, то арестуют! Даже если его и выпустят, то не будет прежнего доверия. А для него это равнозначно провалу. Значит, если придут гестаповцы, не надо даваться им в руки. Надо стрелять… Генрих поднялся и еще раз проверил автоматический пистолет и маузер. Как всегда, они были в порядке. Гестаповцы дорого заплатят за его жизнь. Но…
А допросить его должны обязательно. Ведь он шесть дней обедал напротив того кабинета, где произошел взрыв. Швальбе, конечно, расскажет, что Гольдринг сам выбрал себе кабинет для обеда. Подозрение, безусловно, возникнет. Но прямых улик нет. Гестаповцы могут прийти за ним просто для того, чтобы допросить его как свидетеля. И если он сразу начнет стрелять, то тем самым выдаст себя. И тогда надеяться на спасение… А ему во что бы то ни стало надо разузнать о подземном заводе, изготовляющем оружие. Это задание даже важнее ликвидации Гартнера… Нет, стрелять он не будет… но подозрение может возникнуть во время допроса. Его могут арестовать у следователя, тогда он не успеет воспользоваться оружием. Не брать же его, идя к следователю? Это может только вызвать излишнюю настороженность. Итак, придется идти с маузером и браунингом. Этого мало, но ничего не поделаешь.
Генрих опустил шторы на окнах, разделся и улегся спать.
Курт разбудил его под утро.
— Герр обер-лейтенант, — тихо звал он, легонько потряхивая барона за плечо. — К вам пришли!
— Кто?
— Два гестаповца, — тихо и испуганно прошептал Курт.
— Скажи, пусть подождут, пока я оденусь, — нарочно, чтобы его услышали в соседней комнате, громко произнес Генрих и вскочил с кровати.
Курт вышел.
«Ждут. Если бы пришли арестовывать, вошли вместе с Куртом». Эта мысль немного успокоила. Генрих одевался медленнее, чем обычно.
Выйдя из комнаты, он вытянул руку в нацистском приветствии. Гестаповцы ответили.
«Арестованному отвечать не положено», — промелькнуло в голове.
— Я слушаю вас.
— Майор герр Лемке приказал прибыть к нему немедленно же для дачи показаний по делу взрыва в ресторане «Савойя», — ответил фельдфебель.
«Приказал?», а полагалось бы сказать «просил».
— Почему вас двое и с автоматами?
— Сейчас ночь, а ночью ходить и ездить по городу опасно — пояснил другой гестаповец в форме унтер-офицера. Взглянув на часы, Генрих отметил время: сорок минут шестого.
— Ладно, пошли.
Генрих надел плащ и направился к двери.
— Приказано прибыть и денщику, — бросил фельдфебель.