— Что?
Генрих подробно изложил то, что рассказал Эверс на совещании. По мере того как он рассказывал, лицо Матини светлело, по нему расплывалась радостная улыбка.
— А теперь приготовься выслушать неприятное: на протяжении трех дней приказано обезоружить всю итальянскую армию, — закончил Генрих.
Матини побледнел.
— Ты думаешь, эти события могут коснуться тебя?
— Могут демобилизовать, правда, меня это не волнует, но приготовиться надо. Придется идти.
— Возьми мою машину. Курт, отвези синьора Матини в госпиталь, — крикнул Генрих, приоткрыв дверь кабинета.
— Я буду очень признателен тебе, если ты разрешишь мне проехать еще в одно место километров за пять от Кастель ла Фонте.
— Хоть за десять. Мне машина сегодня не нужна. Если скоро освободишься — приезжай сюда, только не буди, если я буду спать. Завтра, вероятно, предстоит хлопотливый денек.
— Не думаю, чтобы я сегодня освободился рано!
Телефонный звонок разбудил Генриха на рассвете.
— Немедленно к «королю»! — послышался голос Лютца.
Вчера, по приказу штаба корпуса, были изменены все позывные офицеров штаба, и отныне генерал назывался «королем».
— В чем дело? — спросил Генрих Лютца, прибыв через четверть часа в штаб.
— Погоди! — почему-то шепотом ответил тот и быстро пошел в кабинет генерала.
Пробыл он там довольно долго. Из кабинета доносились телефонные звонки, громкие, сердитые восклицания генерала.
— Герр Гольдринг, — выглянув из-за двери, наконец, позвал Лютц.
В кабинете, кроме генерала и его адъютанта, был также начальник штаба оберст Кунст.
— Фон Гольдринг, берите двух автоматчиков и как можно быстрее поезжайте в Пармо, узнайте, как там у них дела. Оттуда заедете в Шатель-Дельфино. Прикажите немедленно наладить связь с дивизией.
— Простите, генерал, что именно я должен узнать?
— Как что! Разве вы ничего не знаете? — воскликнул Кунст.
— Я не успел проинформировать фон Гольдринга, — бросил Лютц.
Начальник штаба, как всегда отрубая одну фразу от другой, пояснил:
— Я буду краток: дело обстоит так — о разоружении стало известно итальянским войскам; некоторые из них восстали, часть бежала в горы, связь с полками прервана, есть сведения, что в некоторых местах между нашими частями и итальянцами идут бои. Понятно?
— Яволь! Разрешите выполнять?
— Не теряя ни минуты! Немедленно!
Прямо из штаба Генрих в сопровождении двух автоматчиков и Курта, сидевшего за рулем, помчался в Пармо. Через полчаса он уже прибыл в штаб полка.
— Передайте генералу, что все итальянские гарнизоны почти полностью обезоружены, за исключением двух рот, успевших уйти в горы. Боя не было только небольшая перестрелка. Потерь с нашей стороны нет. Связь сегодня будет налажена, — сообщил командир полка оберст Функ.
Подъезжая к Шатель-Дельфино, Гольдринг услышал стрельбу и приказал остановить машину. Ясно доносились автоматные и пулеметные очереди.
— Ехать медленно! Автоматчикам приготовиться!
Когда подъехала к самому Шатель-Дельфино, из города выскочил мотоциклист.
Генрих приказал ему остановиться.
— Что за стрельба?
— Окруженные в казармах итальянские солдаты открыли огонь по нашим.
Машина набрала скорость и въехала в городок. Стрельба не стихала. Немецкие солдаты ходили по улицам в полном вооружении, гражданского населения не было видно.
В штабе полка Генриху сообщили, что вчера вечером часть итальянских солдат — приблизительно два взвода бежала. Не поверив слухам о разоружении, большинство солдат осталось в казармах. Но когда сегодня утром немцы окружили казармы, итальянцы открыли огонь. Сейчас к ним послан парламентер для переговоров. Если переговоры не дадут желаемых результатов, придется прибегнуть к более решительным мерам, чтобы к вечеру обезоружить всех.
Вернувшись в Кастель ла фонте и доложив обо всем генералу, Генрих спросил Лютца, как проходит разоружение по другим районам.
— Более менее нормально. Но в горы к партизанам бежало больше батальона. А это уже сила, с которой нельзя не считаться.
— Особенно если учесть, что партизан и без этого немало, — прибавил Генрих.
Было воскресенье, но, учитывая напряженную обстановку, Эверс приказал всем офицерам оставаться на местах. Это нарушало планы Гольдринга. Накануне он сговорился со своим новым знакомым, бароном Штенгелем, поехать к водопаду, где, как говорили, форели сами прыгают в руки, теперь поездку придется отложить и порыбачить часик-другой на старом месте — вблизи графского парка.
Когда Генрих спустился к водовороту возле расселины, Штенгель уже был там.
— А-а, наконец, а я думал, что вы сегодня уже не придете! — поздоровался он, не подавая руки и продолжая наматывать удочку. — Ну как, поедем?
— К сожалению, нет! Сегодня мы, по милости генерала, работаем, — шепотом, как и полагается опытному рыбаку, который боится спугнуть рыбу, ответил Генрих.
— Из-за этих проклятых макаронников? До сих пор не разоружили?
— Они немного присмирели, но обстановка еще тревожная. Ровно в десять я должен быть в штабе.
— Тогда не тратьте времени, я и так вас опередил. Посмотрите-ка, какие красавицы!
— О, мне все равно за вами не угнаться!
Штенгель действительно был мастер по ловле форелей и очень этим гордился. Когда месяц назад Генрих впервые появился на берегу с удочками, майор встретил его не очень приветливо. Но молодой обер-лейтенант с таким искренним восхищением любовался мастерством майора, а сам был так беспомощен, что Штенгелю захотелось щегольнуть.