И один в поле воин - Страница 81

Теперь смеялся Миллер.

— Вы думаете, новая профессия вам помешает? Милый Генрих, как раз наоборот! Любая женщина, вам понравившаяся, без всяких хлопот — ваша. Не нужно тратить времени на ухаживание…

— Подумаю, подумаю, Ганс. Это предложение, откровенно говоря, заинтересовало меня больше, нежели ваша тайна.

— О, у меня есть еще одна, которая вас, наверное поразит! Зайдемте ко мне и вы убедитесь, что я настоящий ваш друг!

Они молча свернули в переулок, где в густом саду стоял особняк, в котором разместилась служба СС.

У себя в кабинете Миллер отпер сейф, взял с полки папку, разыскал в ней небольшой конверт и протянул его Генриху. Тот небрежно взял конверт за уголок и бросил ленивый взгляд на почтовый штемпель.

— Монтефлер? Вам пишут из Монтефлера? Так это надо понимать, Ганс?

— Я бы не сказал, что в это городе живет ваш друг!

— Можно прочесть? Если, конечно, это не очень длинно.

— Всего полстранички…

Пожав плечами, Генрих вытащил из конверта сложенный вчетверо листок и, развернув его, прежде всего взглянул на подпись. Но письмо было анонимное. Неизвестный корреспондент более или менее точно передавал обстановку перехода Гольдринга к немецким войскам и высказывал предположение, что именно он передал русскому командованию план операции «Железный кулак», а возможно, и операции «Зеленая прогулка». Автор письма советовал еще раз проверить личность Гольдринга.

Генрих взглянул на дату. Письмо было написано за несколько дней до его поездки в Лион. Значит, проверка, которой его подвергли в гостинице Шамбери, связана с этим письмом.

Второй раз перечитывать Генрих не стал, чтобы не показать Миллеру, что придает письму какое-либо значение. Натренированный глаз и так запечатлел все особенности почерка. Очень знакомого почерка! Генрих уже догадался, кто написал донос.

— Спасибо, Ганс! Вы меня немного развлекли. Автор письма, очевидно, очень наивный человек. Было бы хуже, если бы эту писанину увидал Бертгольд. По секрету вам скажу — он лишен чувства юмора и может расценить это письмо как материал, направленный лично против него. Этого он вам никогда не простит.

Миллер растерянно хлопал глазами.

— Боже мой, Генрих! Ведь я сам рассматривал эту дурацкую анонимку как курьез и сберег ее только для того, чтобы показать вам! А теперь, когда мы с вами посмеялись…

Майор так быстро выхватил из кармана зажигалку и поджег анонимное письмо, что Генрих не успел остановить его.

— Вот это напрасно, Ганс! Что ни говори, а документ!..

— Нигде не зафиксированный. Мы регистрируем лишь материалы, поданные нашими агентами.

— И все-таки жаль! Автор письма так повеселил нас, а мы отплатили ему черной неблагодарностью! Теперь не прикажете ли гостю подумать и о хозяине? Ведь вы столько ночей недосыпали, столько у вас было хлопот с этой комиссией.

— Что вы, Генрих! Я всегда рад вашему обществу. И очень доволен, что вы получили доказательства моего самого искреннего расположения к вам.

— Так же, как и вы моего!

Вернувшись домой, Генрих бросился к одному из чемоданов, где хранился тщательно спрятанный в конверте подарок майора Шульца — фото генерала Даниеля на фоне карты. Но Генрих не стал рассматривать фотографию. Он пристально вглядывался в сделанную на ней надпись, сопоставляя почерк майора с почерком автора анонимного письма.

Да, ошибиться было невозможно — донос написал, как и думал Генрих, именно майор Шульц!

ГЕНРИХ ВЫПОЛНЯЕТ ПРИГОВОР

— Милая девушка, ты не умеешь себя держать! Не забудь, что ты сидишь со своим женихом, который зашел к тебе выпить вина. А ты глядишь на меня такими глазами, словно мы уже десять лет женаты, и я вот-вот швырну тебе в голову эту бутылку.

— Франсуа! Как ты можешь шутить, всегда шутить, даже сейчас! Ну, скажи, почему Людвина приезжает именно теперь, когда так опасно?

Моника была поражена известием о приезде своей «кузины» из Бонвиля и не могла скрыть своего волнения.

— Улыбнись… пригубь вино. На нас уже обращают внимание! Я и так поступил неосторожно, зайдя в ресторан. Ну вот, так лучше! Теперь ты в самом деле похожа на девушку, в голове у которой только любовь… Тебя удивляет, почему Людвина приезжает именно теперь? Да потому, что началось, наконец, нечто похожее на настоящую борьбу с оккупантами! В этом случае связь с Бонвилем должна быть постоянной.

— А у нее есть пропуск?

— Я знаю не больше тебя. Приедет Людвина Декок, надо ее встретить — вот и все, что мне известно.

— А каким поездом?

— Сегодня в шестнадцать двадцать.

— Ладно, я встречу ее.

— Встречать пойдем вдвоем. Но не вместе. Я буду ждать на перроне с правой стороны главного входа, ты с левой. Тот, кто первый увидит Людвину, пойдет в толпе рядом с приехавшей, не подавая вида, что с ней знаком. Второй, выждав две-три минуты, пойдет позади, наблюдая, нет ли слежки. Сразу за вокзалом, на углу Парижской и Виноградной, тот, кто встретил Людвину, сделает ей знак остановиться у киоска с водой. Ни у кого не вызовет подозрений, что два пассажира остановились рядом напиться. Тот, кто наблюдает, — проходит мимо. Когда он убедится, что слежки нет, может присоединиться к компании. Если заметит что-либо подозрительное, проходит дальше. Поняла?

— Все, кроме того, что же делать тому, кто пьет воду с Людвиной у киоска?

— В случае опасности он, не оглядываясь, пройдет дальше, и Людвина больше не его забота. Поблизости дежурят наши люди, которым даны соответствующие инструкции.

— За десять минут до прихода поезда я буду на вокзале.