И один в поле воин - Страница 54

Провокация нанесла огромный вред партизанскому движению: многие активные участники были арестованы, но все-таки до полного разгрома организации дело не дошло. Те руководители движения Сопротивления, которые остались на свободе, сумели быстро переменить явочные квартиры, адреса, фамилии, местопребывание многих участников движения.

На Дежене партизаны буквально устроили охоту. Правда, теперь он уже называл себя настоящим именем Вилли Мейер. На протяжении первой недели после разоблачения провокатора в Дежене-Мейера стреляли пять раз: его подстерегали на улицах, на квартире, которую ему за это время пришлось трижды сменить, и, наконец, в ресторане — официантка послала ему в грудь две пули.

Из Бонвиля тяжело раненого Мейера увезли в какой-то госпиталь, и несколько месяцев о нем ничего не было слышно. Как же были поражены местные партизаны, когда узнали, что Дежене-Мейер вновь появился на улицах Бонвиля уже в роли адъютанта нового начальника гестапо оберста Гартнера! Всем было известно, что провокатор знает в лицо многих: участников движения Сопротивления. Те из них, кто под видом разносчиков газет, зеленщиков или молочников до сих пор спокойно ходили по улицам города, должны были теперь скрываться, чтобы не попасть на глаза провокатору.

К этому прибавились и осложнения, вызванные деятельностью самого оберста Гартнера. Это был старый опытный гестаповец, которого посылали в места, где создавалась наиболее сложная обстановка. Гартнер сразу отменил комендантский час, патрулирование по ночам и этим смягчением режима завоевал некоторую популярность. Он выпустил из тюрем многих заключенных, среди которых было немало настоящих уголовных преступников. Большинство из них было подкуплено и завербовано Гартнером.

Несколько дней назад партизанам удалось перехватить сообщение, посланное Гартнером в Берлин, в котором он обещал в самое ближайшее время ликвидировать виднейших руководителей движения Сопротивления и намекал на то, что ему посчастливилось напасть на след какой-то организации, существующей в рядах самой немецкой армии. Оберст расхваливал деятельность Мейера, с помощью которого ему удалось установить тайное наблюдение за виднейшими участниками партизанского движения.

Гартнер действовал чрезвычайно осторожно. После неудачной попытки маки взорвать помещение гестапо он работал неизвестно где, а на улице появлялся лишь в сопровождении автоматчиков-гестаповцев и Дежене-Мейера, которого не отпускал от себя ни на шаг.

Обедал Гартнер в офицерском ресторане «Савойя», охранявшемся днем и ночью.

Необходимость как можно скорее ликвидировать Гартнера и Мейера была очевидной. Были все основания предполагать, что весь штаб руководства партизанами будет ими раскрыт.

Генрих задумался и даже не слышал, как вернулся денщик.

— Ну, что нового, Курт?

— Все рекомендуют специальный ресторан для офицеров «Савой».

— Далеко до него?

— На параллельной улице.

Через десять минут Гольдринг уже был там. Ресторан раньше принадлежал французу, но недавно бывшего хозяина арестовали, и ресторан отдали инвалиду-гитлеровцу.

«Вход только для немецких офицеров», — прочитал Генрих на входной двери, у которой стоял караульный.

За стойкой буфета он увидел толстого бритоголового немца с густыми рыжими усами.

— Имею честь разговаривать с хозяином ресторана? спросил Гольдринг.

— Так точно, герр обер-лейтенант! — по-военному ответил тот — Швальбе, хозяин ресторана.

— Я только что приехал, герр Швальбе, но успел узнать, что лучший ресторан в городе это ваш. Надеюсь, что вы не откажетесь недели две-три кормить меня своими обедами?

— О, с радостью! Тот, кто рекомендовал мой ресторан, гарантирую, не ошибся.

— Тогда разрешите познакомиться: обер-лейтенант барон фон Гольдринг.

— Я счастлив приветствовать такого высокопоставленного гостя.

— Может быть, ради знакомства мы выпьем с вами по бокалу хорошего вина? — предложил Гольдринг.

— Сочту за честь. — Швальбе проковылял к шкафу — у него вместо левой ноги был протез. Поставил на поднос бутылку вина и подошел к столику, за которым сидел Гольдринг.

Генрих вынул из кармана и положил на стол коробку хороших гаванских сигар.

— О, какая роскошь! — восторженно воскликнул Швальбе, беря одну из них. — Теперь не часто приходится курить настоящие гаванские.

Генрих закурил сигару, остальные пододвинул Швальбе.

— Возьмите, я могу доставать такие. Хозяйка моей гостиницы в Сен-Реми запаслась ими на много лет.

— Это для меня лучший подарок! Как долго вы думаете пробыть у нас?

— Две — три недели, возможно — месяц. — Генрих поднял бокал, Швальбе сделал то же самое.

— Ваше здоровье! — провозгласил Генрих.

— За наше знакомство! — поклонился Швальбе. Обеды, герр барон, вы будете заказывать, а столик или отдельный кабинет выберете сами.

— Обедать предпочитаю в отдельном кабинете и, если у вас есть время, я хотел бы взглянуть на него сейчас.

— Прошу вон в ту дверь, за буфетом.

Сопровождаемый хозяином ресторана, Генрих очутился в длинном коридоре со множеством дверей по правою и левую сторону.

— Разрешите войти сюда? — спросил Гольдринг, берясь за ручку.

— Сюда нельзя, этот кабинет каждый день, с двух до четырех, занят. В нем обедает оберст Гартнер с адъютантом. А вы в котором часу будете обедать?

— Ровно в час. Но я не привык спешить, и кабинет мне не подходит.

— Тогда посмотрите другой. — Хозяин открыл первую дверь налево, прямо напротив кабинета Гартнера.