И один в поле воин - Страница 38

— Сегодня начнем занятия ровно в шесть, если вы свободны.

— Тогда давайте сверим наши часы. Вот видите, разница чуть ли не в пять минут. Кто же из нас спешит жить, а кто опаздывает?

— Верно, спешу я. Именно перед тем, как спуститься сюда, я думал о том, что отдал бы полжизни за то, чтобы ускорить бег времени.

— Зачем это вам? — серьезно спросила Моника.

— Чтобы быстрее достичь цели.

— Какой?

— Когда-нибудь я, возможно, и скажу вам, мадемуазель, но этого момента надо ждать, — полусерьезно, полушутя ответил Генрих и, поклонившись матери и дочери, вышел.

У подъезда штаба он увидел машину, а рядом с ней Эверса и Лютца. Генрих подошел.

— Господин генерал, разрешите передать вам привет от генерал-майора Бертгольда.

— Как! Он уже генерал-майор?

— Да. Я только что получил письмо. Герр Бертгольд сообщает, что сейчас он работает при штаб-квартире господина Гиммлера.

— О! — многозначительно проговорил Эверс. — От всего сердца поздравляю!

Генерал так долго жал руку Генриху, словно он, барон фон Гольдринг, а не Бертгольд, удостоился великой чести работать с Гиммлером.

— Мы с гауптманом Лютцем поедем по делам. Так что предупредите, пусть нас не ждут к обеду, — уже усевшись в машину, попросил Эверс.

— Тогда разрешите заказать ужин? В ресторане гостиницы «Темпль» прекрасная кухня.

— С огромным удовольствием поужинаю с вами. Надо же как-то отметить ваше счастливое и победоносное возвращение. А вы как, гауптман?

— Я уже несколько раз ужинал с бароном и должен признаться — он великий знаток французской кухни.

— На который час заказать ужин? — спросил Генрих.

— Мы вернемся, в восемь, — бросил генерал.

— Герр лейтенант, — обратился к Гольдрингу Лютц. — Вот ключи от моего сейфа. В нем сверху лежит папка с бумагами. Вам необходимо с ними ознакомиться. Располагайтесь в моем кабинете и читайте. Только не потеряйте ключ. На каждом прочитанном документе распишитесь.

Генрих поморщился.

— Должен признаться, что из всех видов литературы я меньше всего люблю ту, которой вы собираетесь меня угостить, герр гауптман.

Генерал рассмеялся и приказал шоферу трогаться.

Папка, о которой говорил Лютц, имела пометку «Совершенно секретно». Запершись в кабинете, Генрих начал просматривать бумаги, содержащиеся в ней. В большинстве своем они были малоинтересны. Генрих быстро пробегал их глазами, оставляя в конце свою подпись. Но один документ заинтересовал его. Это была инструкция о методах противотанковой обороны и чертежи к ней. Речь шла о карликовых танках «Голиаф», предназначавшихся для уничтожения танков врага и подавления его укрепленных точек. Танк «Голиаф» обладал огромной взрывной силой, управлялся по радио, имел колоссальную маневренность и мог развить скорость до 90 километров. Столкнувшись с другим танком или наскочив на дот, он взрывался и мгновенно уничтожал препятствие, о которое ударялся. Это было что-то новое. Генрих несколько раз сфотографировал инструкцию и чертежи, приложенные к ней.

Теперь можно закрыть папку и запереть сейф.

Но идти домой не хотелось. Разве немножко пройтись? А потом, ровно в шесть, они засядут с Моникой за словари и тетради. Его маленькая учительница строго нахмурит брови, когда он ошибется или сделает неправильное ударение. По окончании урока они перебросятся несколькими фразами, а скорее поспорят. И оба будут скрывать свои настоящие мысли. Ведь их разговоры скорее напоминают турнир, а сами они, учительница и ученик, двух фехтовальщиков, которые, скрестив шпаги, стоят друг против друга, выжидая момента для меткого удара.

Правда, в последнее время Моника стала ласковее, даже глядит на него как-то странно. Но именно это больше всего тревожит Генриха. Он чувствует, что девушка ему нравится, даже очень нравится. Но разве он сейчас имеет право на это. Даже если бы Моника убедилась, что он не враг ее народа, а настоящий друг единомышленник всех тех, кто борется за свободу Франции, разве имел бы он право допустить, чтобы их отношения переросли в нечто большее, в любовь? Ведь жениться на Монике он не может. На что ж тогда надеяться? На кратковременный роман? Нет, этого он никогда не допустит. Эта чудесная, милая девушка заслуживает настоящего счастья. А он может затянуть ее с собою в пропасть…

А тут еще Бертгольд, который явно рассчитывает на него, как на будущего жениха своей дочери. Конечно, он пока не будет разочаровывать своего шефа, это значило бы ухудшить свои отношения с таким влиятельным при штабе Гиммлера человеком. Этого ни в коем случае нельзя допустить. За спиной начальника одного из отделов штаб-квартиры самого Гиммлера можно чувствовать себя в безопасности. Хорошее отношение Эверса объясняется очень просто. Он знает, что Генрих фон Гольдринг является названным сыном высокопоставленного гестаповца. Вот и придется всячески тешить Бертгольда надеждами на брак Генриха с Лорой.

Как бы смеялась Моника, прочитав хоть одно Лорино письмо. Сентиментальность мещаночки в соединении с глупостью и зазнайством дочки сановной особы. И вот такая девушка имеет все. А красавица и умница Моника должна прислуживать в ресторане пьяным немецким офицерам. И это с ее характером! Правда, она так сумела себя поставить, что ее даже побаиваются. Но стоит ей сделать один неосторожный шаг, вера в ее неприступность пошатнется, и тогда офицеры дадут волю языкам и рукам… Необходимо, чтобы никто не узнал об уроках, которые ему дает девушка, да и вообще не надо, чтобы его имя связывали с ее. Если с ним что-либо случится, ее обязательно потянут в гестапо, и кто знает, чем все это кончится. Свою непричастность к его делам она, возможно, докажет. А связь с партизанами, если она есть? А в том, что Моника связана с партизанами, Генрихе нисколько не сомневается. Такая девушка, как она, гордая, независимая, настоящая патриотка, не может стоять в стороне от борьбы с врагами своего народа. Генрих даже уверен, что это так. Но как ему узнать об этом? Его маленькая учительница всегда настороже, она больше расспрашивает, нежели говорит сама… А как хорошо было бы через Монику связаться с местными руководителями партизанского движения. И он бы им, и они бы ему очень пригодились. Выходит, надо и дальше поддерживать дружбу и только дружбу с ней. Сжать свое сердце, быть ровным, спокойным. А это так трудно, когда тебе двадцать два года и когда перед тобой сидит красивая, хорошая девушка, которая очень нравится тебе. Но так будет лучше для обоих.