— Кубис, вы становитесь скупым, — заметил как-то Генрих.
— Я убедился, что щедрость — сестра бедности. Если денег мало — их не ценишь. Если есть капитал — его хочется увеличить.
Софья была в восторге от того, как разумно планирует их жизнь Пауль, как осторожен он в тратах, как умеет угадывать ее желания с полуслова. Вообще между нею и женихом установилось такое взаимопонимание, которое бывает порукой счастливых браков. Кубис, сам того не замечая, медленно менял свое отношение к Софье. Он уже не относился к ней как к ненужному и обременительному довеску. Ведь она не требовала от него пылкой любви, была ласкова, ровна в обращении, хорошая хозяйка. Она вполне разделяла мнение, что сейчас не время для пышной свадьбы, да и вообще всякая парадность ни к чему: лучше деньги, ассигнованные на это отцом, потратить на различные хозяйственные усовершенствования.
Итак, гостей на свадьбе было мало. Софья пригласила свою кузину из Пармо, Штенгеля и графиню. Пауль — генерала Эверса, Генриха, Лютца и Лемке.
Кубис получил отпуск на три дня, и молодожены тотчас же после обеда должны были выехать в Пармо, к Софьиной тетке, наследницей которой нежная племянница вскоре собиралась стать.
Но все произошло не так, как планировали.
Когда все уселись за свадебный стол и генерал Эверс, на правах старшего, провозгласил первый тост, совершенно неожиданно появился курьер из штаба дивизии.
— Разрешите вручить, герр генерал, личную телеграмму.
Эверс стремительно поднялся и нетерпеливо выхватил телеграмму из рук курьера. Пробежав ее одним взглядом, генерал мгновенье стоял совершенно неподвижно и вдруг покачнулся. Лютц, сидевший рядом, едва успел подхватить и поддержать генерала за плечи.
— Прикажете послать за врачом? — взволнованно опросил он.
— Не надо. Сейчас все пройдет… — чужим голосом ответил генерал и обвел всех присутствующих долгим взглядом, задержав его на Лемке. — Выйду на балкон, и все пройдет…
— Я вынесу вам стул, — предложил Лютц.
— Не надо, — раздраженно бросил Эверс.
Выйдя на балкон, генерал плотно прикрыл дверь.
— Верно, семейные неприятности, — прошептала графиня. — Возможно, что-то с женой… Откуда телеграмма, вы не обратили внимания?
— Из Берлина, — ответил курьер — Простите, что я принес ее сюда, но телеграмма срочная, и я считал…
— А жена у него и Дрездене, — не слушая объяснений, проговорила графиня.
— Возможно… — начал было Лютц.
На балконе прозвучал выстрел.
Все бросились к балконной двери.
Эверс лежал на полу, широко раскинув руки. Из виска тоненькой стрункой сочилась кровь.
Первым опомнился Лютц. Склонившись над генералом, он разжал пальцы, стиснутые в кулак, и осторожно вынул телеграмму.
Через его плечо Генрих прочел:
«Немедленно выезжай на курорт», подписи не было.
Бледный как полотно Лютц стал на колени и приложил ухо к груди своего начальника. Сердце генерала Эверса не билось.
— Что это значит? — Лемке пытливо взглянул на Генриха.
— Пока это значит лишь одно — все мы должны быть на своих местах. Итак — Генрих поклонился Софье, которая дрожала, словно в лихорадке, вцепившись руками в плечо Кубиса — Пауль, ты оставайся возле жены, успокой ее, а мы пошли.
— До прихода врача и начальника штаба — ничего не трогать, — приказал Лемке — Я тоже сейчас вернусь.
Офицеры вышли. Лемке тотчас свернул к штабу СС, Генрих и Лютц остались вдвоем.
— Что ты об этом думаешь, Генрих?
— Ничего хорошего это не сулит. Мне кажется… Погоди. Куда это бежит дежурный штаба?
От двери штаба навстречу им действительно бежал дежурный, дрожащими руками застегивая на ходу мундир.
— Герр гауптман, герр гауптман! — дежурный остановился, переводя дыхание, губы его дрожали — Оберст Кунст застрелился у себя в кабинете.
— Он получил телеграмму из Берлина? — спросил Генрих.
— За пять минут до выстрела.
— Ему советовали поехать на курорт?
— Так точно! И даже немедленно!
— Сейчас же позвоните Лемке. Он у себя. До его приезда — в кабинет никого не пускайте.
Дежурный побежал обратно в штаб. За ним медленно поднялись на второй этаж Лютц и Генрих.
— Ну а теперь что ты скажешь?
— Я настолько ничего не понимаю, что мне кажется, будто я вижу все это во сне. — Вид у Лютца был ошеломленный.
— Похоже на заговор. Включи-ка радио!
Но радио, как и всегда в этот час, передавало лишь бравурные марши.
— Может быть, тебе надо сообщить в штаб командования? — спросил Генрих.
Лютц подошел к телефону и собрался назвать условные позывные, когда в комнату вбежал запыхавшийся Лемке.
— Где Кунст?
— Я приказал никого не пускать в его кабинет до вашего прихода.
— Но что, что все это значит?
— Точно с таким же вопросом я хотел обратиться к вам.
Все выяснилось лишь к вечеру, когда в Кастель ла Фонте прибыл специальный самолет из Берлина. Уполномоченный Гиммлера привез приказы об аресте Эверса и Кунста. Он должен был доставить обоих арестованных в штаб-квартиру.
Командир дивизии генерал-лейтенант Эверс и начальник штаба дивизии оберст Кунст обвинялись в том, что они принимали участие в заговоре против фюрера и были причастны к покушению на его особу.
Недовольство фюрером, возникшее после поражения на берегах Волги и все возраставшее, по мере того как немецкая армия терпела новые и новые неудачи, действительно привело к заговору.
Заговорщики ставили свой целью ликвидировать Гитлера и выдвинуть на его место другую фигуру, устраивающую англо-американцев, чтобы заключись с ними сепаратный мир, который бы позволил Германии вести войну только на Восточном фронте.