И один в поле воин - Страница 162

162

Софья Лерро была довольна сегодняшним воскресеньем, так же как и Мария-Луиза, которой удалось в обществе Штенгеля провести весь день и кое-чего достичь.

День двадцатого апреля ежегодно широко отмечался офицерами немецкой армии. Двадцатого апреля родился фюрер, и к этой знаменательной дате приурочивалось массовое присвоение новых званий офицерскому составу. Повышение в чине, естественно, влекло за собой и повышение оклада. Этого дня ждали почти все офицеры и заранее готовились к такому важному событию.

Но в нынешнем, 1944, году надежды многих не оправдались. Повышение получили почти все офицеры Восточного фронта и эсэсовских частей, которые сдерживали наступление англо-американских армий в Италии. Тыловые части, такие, как дивизия Эверса, в этом году почти совсем не получили наград. Из всего штаба дивизии в день рождения фюрера отметили только нескольких офицеров, в том числе и барона фон Гольдринга. Теперь Генрих из обер-лейтенанта стал гауптманом. Эверс и Лютц повышения в чине не получили.

Кубис неожиданно для себя получил майора, но теперь это мало его интересовало: охотясь за приданым Софьи, он мечтал о тысячах и десятках тысяч марок, а не о мизерном увеличении оклада.

Дела его в этом направлении значительно продвинулись вперед, а именно: на двадцатое июня было назначено обручение с Софьей Лерро. Вскоре должна была состояться и свадьба. Кубис ждал этого с нетерпением. Разрешение от генерала на брак с этой «дворняжечкой», как называл Кубис Софью в разговорах с Генрихом, он получил.

Но если сама Софья так быстро дала согласие, то ее отец, Альфредо Лерро, долго колебался: принимать или не принимать этого малознакомого офицера в свою семью? За последний месяц Лерро так подружился с Генрихом, что не скрывал от него своих колебаний.

— Понимаете, что меня волнует? — говорил Лерро за несколько дней до обручения. — Этот Кубис производит какое-то неопределенное впечатление. Мне кажется, что он ни к чему серьезно не относится; даже ни над чем серьезно не задумывается, к тому же нет у него никакой профессии. Ну что он будет делать, когда окончится война?

Генрих, как мог, старался защитить своего протеже, выискивая а нем все новые и новые положительные качества, но избавить Лерро от сомнений не смог.

— Очень хорошо, что вы так отстаиваете интересы своего друга, это достойно офицера. Но, согласитесь, что он чересчур легкомыслен для семейной жизни. Я даже не знаю, есть ли у него на счету хоть несколько тысяч лир, чтобы купить Софье свадебный подарок?

— Мне кажется, что есть. До сих пор Пауль жил да широкую ногу, тратил значительно больше, чем получал, как офицер. Познакомившись с вашей дочерью, он стал значительно бережливее, это хороший признак. Погодите, мне кажется, я видел у него и книжку с личным счетом, было неудобно поинтересоваться, сколько у него есть, но ведь человек не будет открывать счет ради какой-то мелочи.

Не мог же Генрих сознаться, что сам открыл счет, положив на него три тысячи марок и взяв с Кубиса очередную расписку.

Как ни колебался Лерро, а пришлось уступить Софье и дать согласие на брак. Правда, он поставил условие — свадьба состоится не ранее чем через три месяца после обручения.

— Я надеюсь, что за это время дочь лучше узнает Кубиса и сама разочаруется, — признался Лерро Генриху. — Ведь он ни рыба ни мясо. Ни одного пристрастия, ни одного самого обычного увлечения. Болтается между небом и землей — и все! Вот мы с вами — нас интересуют тайны подводного царства, увлекает такой интересный спорт, как рыболовство. У других бывает страсть к коллекционированию. Третьи интересуются садоводством или еще чем-нибудь. Это свидетельствует о натуре целеустремленной. А чем увлекается ваш Кубис, что его волнует?

— Он завзятый филателист, — наугад бросил Генрих первое, что пришло ему в голову.

— Правда? Это для меня новость. И, надо сказать, приятная. Пусть хоть марки собирает, если ни на что больше не способен!

В тот же день Генрих съездил в Пармо и купил Кубису несколько альбомов с марками.

— О боже! Этого еще недоставало! — простонал Кубис.

— Вам придется просмотреть альбомы. Надо, чтобы вы могли отличить французскую марку от немецкой.

Кубис зло взглянул на Генриха, но возражать не решился. Слишком уж много стоили каждодневные букеты, чересчур много усилий потратил он на ухаживание за Софьей, чтобы теперь отступить.

Как же обозлился Кубис, когда перед обручением Альфредо Лерро подарил ему еще один огромный альбом со старыми марками.

— Когда-нибудь я швырну ему в голову этот альбом! — в сердцах ругался Кубис, показывая Генриху подарок будущего тестя. — Вы хоть бы намекнули Лерро, что из всех марок и люблю лишь те, которые можно приравнять к звонкой монете.

Но самое большое разочарование ожидало Кубиса приблизительно через неделю после обручения, когда приступили к обсуждению брачного контракта.

— Оставили в дураках! — трагически воскликнул он, вбегая к Генриху в кабинет и падая в кресло.

— Да объясните, что произошло?

— Оставили в дураках! — повторил Кубис и вдруг накинулся на Генриха. — Это вы во всем виноваты! Морочили мне голову с приданым. А знаете, что он дает в придачу к своей дочери? Ферму да шестьсот овец где-то на швейцарской границе, дом в Кастель ла Фонте — тот, в котором он живет, и фруктовый магазин в Пармо.

— Я считаю, что приданое не такое уж плохое!

— Да на кой черт мне нужны, эти овечки! Я перережу их в первый же день, как только они станут моими.

162